понедельник, 8 апреля 2013 г.

Александр Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ»


Глава третья. Следствие (продолжение)

Вот вспоминает о 1921 годе Е. Дояренко: лубянская приёмная арестантов, 40-50 топчанов, всю ночь ведут и ведут женщин. Никто не знает своей вины, общее ощущение: хватают ни за что. Во всей камере одна-единственная знает — эсерка. Первый вопрос Ягоды: «итак, за что вы сюда попали?» — то есть, сам скажи, помоги накручивать! И абсолютно тоже рассказывают о рязанском ГПУ 1930 года! Сплошное ощущение, что все сидят ни за что. Настолько не в чем обвинять, что И.Д. Т-ва обвинили… в ложности его фамилии. (И хотя была она самая доподлинная, а врезали ему по ОСО 58-10, 3 года.) Не зная, к чему бы придраться, следователь спрашивал: «Кем работали?» — «Плановиком.» — «Пишите объяснительную записку: Планирование на заводе и как оно осуществляется. Потом узнаете за что арестовали.» (Он в записке найдёт какой-нибудь конец.)
Да не приучили ли нас за столько десятилетий, что оттуда не возвращаются? Кроме короткого сознательного попятного движения 1939 года, лишь редчайшие одиночные рассказы можно услышать об освобождении человека в результате следствия. Да и то: либо этого человека посадили снова, либо выпускали для слежки. Так создалась традиция, что у Органов нет брака в работе. А как же тогда с невинными?..
В «Толковом словаре» Даля проводится такое различие: «дознание разница от следствия тем, что делается для предварительного удостоверения, если основания приступить к следствию».
О, святая простота! Вот уже Органы никогда не знали никакого дознания! Присланные сверху списки или первое подозрение, донос сексота или даже анонимный донос влекли за собой арест и неминуемое обвинение [Статья 93-я Уголовно-процессуального кодекса так и говорила: «анонимное заявление может служить поводом для возбуждения уголовного дела» (слову «уголовный» удивляться не надо, ведь все политические и считались уголовными).]. Отпущенное же для следствия время шло не на распутывание преступления, а в девяноста пяти случаях на то, чтоб утомить, изнурить, обессилить подследственного и хотелось бы ему хоть топором отрубить, только бы поскорее конец.
Уже в 1919 главный следственный приём был: наган на стол.


Читать далее: http://www.artvladivostok.ru/2013/04/08/the-gulag-archipelago-chapter3-4/#ixzz2PpFMRL6R 
Галерея «Арт Владивосток» 

Комментариев нет:

Отправить комментарий